Сон о счастье
Мой рассказ. Приятного прочтения, заранее спасибо за уделенные время и внимание.За серыми болотами, там, где склонились над матерью-землей кроткие березы и спят ветхие погребальные кресты, топит печь в избе одинокая бабуля: ей уж, как говорится, сто лет в обед, а сарафан носит красный, бусы таскает – словом, молодится.
Потешается над нею только старый леший.
— Куда ты, дура Яга, хорохоришься? – ворчит седой Савелий. — По лесу мертвой бабе скакать и без побрякушек можно.
— Мертвая аль не мертвая… Не твое дело, — ответит бабуля, подольет щуплому клюковки. И посмеются оба со скуки.
— Совсем мы никому не нужны стали, — гаркнул в окошко Савелий, свесив на грудь хмельную голову.
— Так вишь, народ вона как беситься начал… — задымила папироской бабуся. — А, впрочем, он ужо лет сто как бесится. Пришел тогда, вон тот, как, бишь, его…
— Строитель, — икнул Савелий, — светлого, и-хи-хи, будущего.
И снова икнул.
— Точно! Он самый, — пусто улыбнулась Яга, — чёрт пролетарский. И сказал, значит, что жить теперь будем по-новой. Побесился да пошел себе. А чаво он мне сделает-то? Я своё уже давненько отжила, отмучилась.
Папироску Яга правым уголком рта беззубого прикусила, а сама во двор побежала, столы накрывать, да так, чтоб жрать было нечего. И знай себе приговаривает:
— На могильном пайке и не разживёшьси…
Глядит на Ягу в окно крысёнок, на стол залезши. Глядит и думает — откуда б чего увести, пока старая не видит? А тут вдруг лапа ему на головёшку свалилась, да и раздавила глупого крысёнка. Улыбка у кота была до ушей, аж нос приподнялся. Так и ходил кот черным комом, аки блаженный, трупик по избе крысиный лапами катает.
Савелий себе в углу, у самовара пузатого, подремал, сны зеленые поглядел: о могилках, где на Пасху всегда есть самогон…
Солнышко осело в тихую речушку, запутавшись в камышах. С топкого берега слышался бездумный, тихий смех: то девки мёртвые веселились.
Сели за стол Яга, Савелий; да ещё люда всякого покойного набежало. Советского. Сидят, в тарелки глядят, как в себя самих, и все так глазами блестят – до ничтожного счастливые. Ждут, когда темень кромешная опустится наземь…
Чу – кто в избе самой в оконце стучит. И молчок. Нахмурилась Яга, схватилась за ухват, грозит избе.
— Чаво тебе, трухлявая?
А изба давай вприсядку, на ногах своих курьих. Заплясал вокруг неё народец мертвый, тощий да веселый — ох и насмеялись! До утра хороводы водили.
Растаяла ночь, смолкли покойничьи песни и смех. Пропали болота серые, речушки белые, мертвяки веселые. И не поют уж больше, не гуляют.
Осталась лишь бескрайняя Россия… где в огородах капусту кушают черви, а в моргах бело и едко, как во сне о счастье.
