Бабушкин рассказ
История моя личная, Артем Лукашов (lukashov).Эту историю рассказала мне моя бабушка в 1998 году, я тогда часто у нее гостил. В ее квартире было много книг, в основном отечественная классика, и я любил доставать их, просматривать содержание и выбирал то, что буду читать, как правило в ход шли книги с самыми интригующими названиями. В тот день в руки мне попал один из томов А.К. Толстого “Семья вурдалаков”, я очень любил ужастики, да и сейчас люблю, и название “Семья вурдалаков” так и будоражило мою детскую фантазию, я улегся на диван, включил лампу и начал читать.
Через некоторое время бабушка зашла пожелать мне спокойной ночи. Она женщина преклонного возраста с нелегкой судьбой, ее муж Владимир (мой дед) умер, когда ему было всего 33 года, а бабуле на тот момент только исполнилось 28, но несмотря на это, в одиночку она смогла воспитать троих детей, которые, в свою очередь, стали уважаемыми людьми.
— Тёма, уже поздно, пора спать.
— Бабуль, еще 5 минуточек почитаю, и всё.
— А что за книга?
— «Семья вурдалаков».
— А, опять ужастики читаешь.
— Бабуль, а ты когда-нибудь сталкивалась с привидениями или вампирами? — с неподдельным интересом спросил я. Бабуля на несколько секунд задумалась.
— Да, однажды было, только не с привидениями и вампирами, а с чертовщиной.
— Это как?
Я впервые услышал такое слово – чертовщина, оно показалось мне одновременно жутким и забавным.
— Даже не знаю как и объяснить, чертовщина – это нечто злое, коварное.
Мне все равно не было понятно, но я сделал серьезный вид и кивнул головой.
— А расскажи мне.
Бабушка немного замешкалась, потом взглянула на часы.
— Хорошо, только потом сразу спать пойдем. Мне тогда было…
Она задумалась, нахмурив и без того морщинистое лицо.
— Девятнадцать, да, точно, девятнадцать, а деду твоему двадцать четыре. Жили мы в небольшой деревне, работали много. Я засветло вставала, шла доить коров и кормить скотину, а Володя забегал ко мне с букетом полевых цветов, целовал в щечку и тут же уезжал на телеге в лес за брёвнами. Я лишь успевала отдать ему заготовленный узелок с обедом и поцеловать на прощание.
Бабуля мечтательно посмотрела в окно, и на уголках ее губ появилась едва заметная улыбка, а глаза, как мне показалось, заблестели от навернувшихся слез, а может это просто свет так падал.
— Ну что дальше-то, бабуль! — нетерпеливо спросил я, подергивая ее за рукав.
— Ах да! То была ночь на Ивана Купалу, — продолжила она как ни в чем не бывало. — Вся деревня уже с утра готовилась к празднованию, а я решила поехать в лес вместе с Володей, думаю, пока он деревья валить будет, я трав наберу да цветочных венков наплету. В лес путь был неблизкий, деревня-то наша в поле, ехать надо было 7 вёрст.
Бабуля увидела мое недоумение.
— Ох, чему вас в школе учат, 7 километров, в общем, около часа добираться.
Я улыбнулся и понятливо кивнул головой.
— Ну так вот, дорог тогда не было, одни направления да колеи, оставленные телегами местных мужиков. В тот лес все с близлежащих деревень за дровами ездили, поэтому путь был накатан, один только сложный участок там был, у реки. По одну сторону обрыв в четыре Володькиных роста, а он парень был высокий, по другую сторону пригорок, тоже крутой, шириной та тропка получалась всего метра три, как раз чтобы одна повозка, гружёная дровами, смогла пройти, а коли навстречу кто будет ехать, не разъедутся. Зато вид с той тропки распрекрасный, лес, в который мы ездили, весь как на ладони, а на другой стороне берег зеленой травкой покрыт, хоть картины пиши, как сейчас помню.
Я в нетерпении снова перебил бабулю.
— Ну а чертовщина-то где?
Бабушка поняла, что мне не очень интересно слушать ее нудные описания природы, и продолжила.
— С той тропки к лесу съезд есть, не сказать что очень крутой, но камни там в землю вросшие прямо посреди дороги торчат, объезжать их неудобно. Володька передо мной покрасоваться решил, да как лошадь стеганет, она сорвалась с места — и вперед с горки. Налетели мы, в общем, на один из камней, колесо и оторвалось. Я сначала деда твоего давай бранить, а он смеётся. Обиделась, пошла собирать травки, а Володя за починку взялся.
Воротилась я через несколько часов, смотрю, он еще возится, ну я на телеге прилегла и уснула, да так крепко, что проспала до самого вечера. Глаза открываю, Володька сидит на телеге, уставший, улыбается мне. Кое-как, говорит, это колесо привинтил, целый день возился, тебя будить не стал, все равно бы не помогла, тут сила грубая нужна. Я ему говорю, раз починил, так возвращаться нужно скорее, темнеть уж начинает. Это сейчас на улицах фонари, а тогда только луна всё и освещала. Лошадь у нас пугливая была, ночью на каждый шорох дергается. Поехали мы в сторону дома потихоньку, быстро нельзя было, колесо скрипело и из стороны в сторону дергалось, того гляди отвалится.
В общем, пока до тропки той, которая вдоль речки идет, доехали, уже стемнело, дорогу едва видно, хорошо хоть ночь ясная выдалась, луна у нас вместо фонаря была. Вот тут-то всё и началось, едем мы по той дороге узкой, слышим — где-то впереди барашек блеет, приглушённо так: “Бе-е-е”. Мы с Володей переглянулись, он мне говорит — странно, мол, наша деревня ближайшая к лесу, в 7 километрах, как сюда барашек-то попал. Едем дальше, да такое ощущение, что тропка вдоль реки все не кончается и не кончается, по ощущениям минут двадцать по ней плетемся, а конца не видно, хотя обычно ехать по ней минут пять. Но мы на это внимания не обратили, колесо все-таки сломано, едем не быстро, вот и кажется так, тем более ночью расстояние по-другому ощущается. Про барашка уже и забыли, как вдруг впереди снова послышалось “Бе-е-е”, мы давай в темноту вглядываться, видим светлый силуэт барашка, только вот он не стоял, а лежал прямо посреди дороги. Володя остановил повозку и пошел посмотреть. У него, говорит, нога перебита, ходить не может. Взял его на руки и положил к нам в телегу, я осмотрела барашка, и правда, нога поломана. Странно, говорю, как он тут оказался все-таки, да еще и с поломанной ногой. Ну ничего, в деревню привезем, может кто из наших потерял.
Едем дальше, а тропка-то вдоль реки все не кончается, смотрю — Володя тоже уже начал по сторонам глядеть, ориентиры искать, да не видно толком ничего, справа обрыв, слева пригорок. А мне уже неспокойно, да и ощущение такое неприятное, будто на меня смотрит кто, прямо в спину взглядом сверлит. Дорогу стало почти не видно, луну облаками затянуло. Я к Володе прижалась, вся дрожу, он мне говорит, мол, не бойся, ты молитву на всякий случай прочти, сегодня ж ночь Ивана Купала, видать бес нас путает. Я послушалась, сижу вслух читаю «Отче наш», а чувство поганое не проходит, так и глядит мне в спину кто-то. Едва молитву дочитала, оборачиваюсь, а на телеге в метре от меня барашек тот, которого мы на дороге подобрали, стоит. Я как только в его глаза взглянула, вскрикнула от ужаса, они у него как человечьи были, а на морде будто ухмылка, тут еще и облака разошлись, свет луны стал ярче, и я увидела, как из его перебитой ноги торчит кость, а на голове у него черные рога, хоть сам он весь белый. Володя с испугу тоже обернулся, не растерялся, хотел ногой барашка столкнуть с телеги, да тот раньше спрыгнул сам как ни в чем не бывало, а спрыгнул прямиком в обрыв. Пока он вниз летел, мы смех услышали, как человеческий, да только люди так не смеются.
Володя быстро схватил узду и стеганул лошадь так сильно, что она аж взвизгнула и сорвалась вперед на всех парах, я глаза закрыла и в плечо Володе уткнулась, только и слышала топот копыт по земле и скрип колеса, а дед твой не щадя стегал лошадь, рулил телегой и мне кричал что есть силы, чтобы я не оборачивалась ни в коем случае.
Я с открытым ртом слушал бабулину историю.
— Так как вы до деревни-то доехали? — спросил я тревожным голосом.
— Вмиг домчались, минут за 15, а там наши все гуляют, хороводы водят, праздник отмечают. Мы с Володей бледные, как поганки, побрели в избу, помолились и спать вместе легли.
— И правда чертовщина какая-то. — вслух подумал я, а бабушка продолжила:
— Утром проснулись от громкого голоса на улице, прислушались, а это староста деревни всех созывает к своему двору. Умываться даже не стали, сразу к нему пошли, там вся деревня в сборе. Староста рассказал всем, что вчера, мол, дед Фёдор на рыбалку уехал и не вернулся. Дед Фёдор мужик серьезный, плотником был в нашей деревне, помогал бабушкам и вдовам, его в шутку по-доброму называли “Федька общий муж”, семьи у него не было, вдовец. А рыбачить он ездил как раз на ту речку, где мы с Володей весь прошлый день и пробыли. Я деду твоему говорю, рассказать все надо людям, он головой качает — засмеют. Я настояла тогда, и он всё рассказал, сначала про колесо, потом про барашка того. Весь день пока колесо чинили, ни одной телеги не проезжало, а деда Фёдора мы бы уж точно заметили, он мужик приветливый. Тут еще несколько человек поведали, что вчера вечером тоже видели белого барашка, он всё вокруг деревни ходил и жалобно блеял, но темно уже было, никто к нему не пошел. Поговаривали бабки, что это сам черт был, он в ночь на Ивана Купала появляется, людей дурит, а те потом со свету как сгинули. А деда Федора так и не нашли.
Бабушка кивнула, мне дав понять, что закончила свою историю. Я не на шутку испугался тогда, да чего уж тогда, даже сейчас я пишу эту историю, а у меня мурашки по коже, ведь бабуля у меня добрейшей души человек и никогда никого не обманывала, а уж тем более когда рассказывала про свою молодость и про деда.